Завтрак на балконе

Лефа не знала, что происходит. Ничего не ощущать раньше никогда не приходилось. Она все отчетливо понимала головой: плохо – хорошо, грустно – радостно, тяжело – легко. А где-то под ребрами, где принято чувствовать – слева или справа… глухая тишина. Она ссорилась с друзьями, лажала на работе, получала премии, путешествовала, кажется, влюблялась – сотни событий и все они застревали где-то в левой лобной доле.Постепенно Лефа стала к этому привыкать, разучила характерную мимику чувств, интонации. Эмоции нужно было продавать или дарить, иначе ожидало неминуемое банкротство или изгнание. Если ты в обществе – улыбайся, плачь, ругайся, закатывай истерики – все, что угодно, только не будь равнодушной. Безразличие отталкивало людей и вселяло в них самый большой страх. И Лефа фантанировала чувствами, производила, излучала их, а другие питались ее суррогатами. В какие-то моменты она понимала, что больше не может, и тогда наступала добровольная изоляция.Работа без слов, дом – бутылка вина и сигариллы, выключенный телефон. Любой контакт, даже с близкими, с родителями, был ядом, который забирал последние капли сил. И она все больше вечеров проводила на разобранном диване. Лежала, молчала, не думала, просто осматривала стены, детально изучала узоры. Так было спокойнее.А утром все начиналось снова. И снова, и снова по привычной схеме. Весь день она ждала вечера, а вечером утра. Что-то когда-то должно было произойти. Время с людьми проходило быстро, а потом становилось просто страшно.Без них же, Лефа как будто переставала существовать, ведь не нужно было играть и что-то придумывать. А значит, оставалось только ничего не делать.Она ходила в кино, читала много книг, но все оседало в голове и нигде больше.И однажды Лефа проснулась и поняла, что больше никогда не хочет вставать с дивана. С этого дня не стало никаких причин для того, чтобы что-то делать. Не нужна работа, потому что не нужны были деньги, потому что не нужно было ничего покупать, потому что нет никаких потребностей. Даже в еде. Не нужны были люди. Единственные действия, которые все еще оставались необходимыми – пить воду, посещать туалет и душ. Лефа позвонила на работу и сказала, что больше никогда не придет, даже за трудовой книжкой. Позвонила всем близким и сообщила, что уезжает в долгую командировку. Потом выключила телефон, выдернула все вилки из розеток, задернула шторы, легла на диван и накрылась одеялом. Наступила долгая тишина. Но с картинками, как в немом кино: проносились бытовые недавние сценки, лица, жесты, бессмысленный и нелогичный монтаж ее маленькой жизни.Прошло два дня: Лефа открывала и закрывала глаза, пила из-под крана воду, ходила в туалет и становилась под струи душа. И даже эти немногочисленные действия были ей в тягость и отвлекали. Отчего?Она сама пока не понимала. Просто было что-то, что постоянно 25 кадром показывала ее немая кинолента. На третий день в дверь Лефы несколько раз очень долго и настойчиво звонили. Неприятное вторжение в кокон тишины заставило вспомнить некоторых людей. И даже пронеслась мысль: «Кто бы это мог быть?». А потом стало все равно.Почти все время Лефа находилась в полу сне, а когда она открывала глаза, и сознание прояснялось – в поле зрение постоянно попадал растущий базилик. Раньше, пока Лефа еще умела придумывать себе много разных дел, она регулярно его поливала. Но так и не успела срезать и съесть эти ароматные веточки с моцареллой и помидорами. Любовь к этому блюду была последней настоящей эмоцией Лефы. Сейчас базилик без солнца и воды увядал, и только пара молодых тоненьких ростков еще зеленели. Час за часом девушка зачарованно караулила их неминуемую смерть. Закрывала глаза – бесконечная раскадровка ее жизни, открывала – обреченные побеги базилика.Весь день или два дня? Лефа уже потерялась во времени, лил дождь – звук капель то усыплял, то возвращал на короткие периоды в реальность. Девушка с огромными усилиями поднялась, чтобы выпить чуть воды, не дошла до кухни, закружилась голова, пришлось вернуться на диван… Так было ближе.«Получается, что всё» - спокойно подумала Лефа и перевела взгляд на базилик. А за окном видимо стояла уже стена воды, потому что стук капель сменился стабильным ровным грохотом. Сквозь шторы высвечивалась молния. На какие-то несколько секунд, происходящее в своей комнате, а вернее не происходящее ничего, девушка увидела откуда-то сверху, словно вторая Лефа расположилась на люстре: … вот изломанный силуэт Лефы на краю дивана, по вертикали базилик, дальше – шторы - окно. А потом адский звук, брызги стекол, воды, яркий свет, и очертания девушки над разбитым горшком с базиликом.Лефа плакала, нет, она кричала, в буквальном смысле захлебываясь своими слезами, которые шли в унисон с ливнем. Запахи земли из горшка и еще живого базилика, одуряющие звуки дождя и просто целого мира, которые теперь свободно проникали в комнату Лефы через разбитое окно, что-то разломали в девушке. Что-то такое гигантское, от чего она сейчас задыхалась. Ком эмоций и чувств стремительно раскатывал себе дорогу и мог в любой момент перекрыть девушке кислород. Но чем отчаяннее Лефа рыдала, тем быстрее этот ком разлетался на множество маленьких комьев, и она продолжала дышать.Обида, ненависть, злость, любовь, страх, отчаяние, жалость, радость – и еще тысяча оттенков этих чувств разом вырвались наружу. И давно ушли в прошлое те люди, поводы, ситуации, которые когда-то должны были вызвать эти эмоции, но так и не смогли. О многих Лефа сейчас просто не помнила и, наверное, уже никогда не вспомнит. Но сами чувства были как никогда настоящие, живые, сильные. Скованных, спрятанных и парализованных годами, сейчас их уже не возможно было остановить.Она пришла в себя от холода: в ее комнате свободно гуляли ветер и пока еще слабые лучи солнца. Вторым чувством после холода, был дикий голод. Базилик так и продолжал лежать на полу все еще живой. Девушка из последних сил собрала землю в глубокое блюдце, заново посадила туда оставшиеся побеги, и наконец, полила их. Потом срезала пару маленьких веточек, нашла на кухне кусочек хлеба, посыпала его солью, налила стакан воды, все это расположила на подносе и пошла на балкон.Стояло зябкое, свежее и чуть мокрое утро 1 июня. Лефа сидела на старом деревянном скрипучем стуле и маленькими порциями ела свой завтрак. Она беспечно и громко смеялась, редкие прохожие внизу вопросительно поднимали голову. Кто-то из соседей тоже очевидно вышел на шум. На какие-то секунды Лефе вдруг стало не по себе, и она по старой привычке собралась спрятать свою радость. Но потом рассмеялась еще громче, перекинулась через перила балкона и закричала удивленному прохожему: «Доброе утро. Я вас люблю!». Она даже толком не видела его лица. Но чувствовала, что любит, и не только его. А очень многих – даже тех, которых никогда не встречала и, может быть никогда, не встретит. Завтрак на балконе завершился, и Лефа пошла возвращать себя в мир – раздвинула шторы, подключила все вилки к розеткам, нашла телефон и позвонила. Мир загудел вокруг девушки своим привычным шумом. А она наслаждалась его музыкой. Играла пятая симфония Бетховена/ silence/